Замки, если они не из камня — хрупки. Люди, по той же причине пожалуй, тоже. Мои дни наполнены событиями, людьми и солнцем. Не знаю имеют ли события смысл, а люди хорошие чувства ко мне, но у солнца точно найдется порция опасного излучения. Когда-то мне хотелось такой жизни. Сейчас я не знаю что и думать, желание ушло с пониманием невозможности, и теперь нет ничего. Пустое место. Оно обязательно заполнится, да, но не знаю, то ли это, что мне сейчас нужно. 

Мы были на пляже, мы строили замок. Мы были на экзаменах, мы строили конструкции предложений и формул. Мы были знакомы и узнаем друг друга все больше с каждой минутой, мы строим воспоминания. Пусть они окажутся важными. 

Пожалуй, условности тела не позволяют ДЫШАТЬ. Но когда вы рядом — у меня кажется получается. Спасибо. 

Мне нравится идея современных блогов. Особенно если их никто не читает. Удивительно и грустно читать о жизни другого человека. Читать и видеть, что всем, в общем-то все равно. Ни одного комментария. А записи лентой тянутся одна за другой. Чудо как хорошо.

Давно так плохо не было.

Хорошо, ладно. Пора бы начать уже нормально функционировать в обществе, выплывать из своего аквариума в водоем побольше. Но так сложно действительно сделать это, а не только говорить о том как что и почему нужно. Это все равно что знать алфаит, но не читать книг. Живя при этом в библиотеке. 

Давай, действуй, блять!

Снова, как мантру – «зла убоюсь я не». 

Слово на зеркале: вспять или вслух прочти. 

Ходим по краю – по светлой ли стороне, 

или уже по тени идем почти? 

Ночью все бесы и демоны стали в ряд, чётко за кругом света собрали рать. Из темноты говорят тебе, говорят; 

тянутся лапами, словно хотят забрать. Если я грань реальности надорву – вечно ходить ли по темени наобум? Черные яблоки падают на траву, светит луна, в небе носится туч табун. Не забываю, дышать и молиться как, стражи границы – 

мы тысячелетья бдим, и на груди пылает особый знак – 

Небом и Лесом подарен и несводим. 

За часом волка сереет рассвет в окне; 

вахту сдаю. 

Солнце, знамя своё воздень! 

Снова, как мантру – «зла убоюсь я не». 

Я засыпаю. 

И наступает день.

Саша Кладбище.

Я встретился с Богом впервые в штате Висконсин, в начале осени,

Он много смеялся, курил, говорил, что Его, дескать, тоже бросили,

Говорил, не волнуйся, прорвемся, где наша не пропадала,

Я запомнил тогда глаза Его, цвета горечи и сандала.

Потом Он исчез — я не слышал о Нем года три, поменял два дома,

В третьем как-то подзадержался — авария, месяц глубокой комы,

Он появился в моей палате, как должное, принес цветы,

Ты, говорил, не умрешь в этот раз. Не ты.

После мы вместе пробыли шестнадцать месяцев, исколесили полмира,

Он говорил без умолку, рвал газеты, ругался, что люди творят кумира

Из каждого. Потом подолгу молчал, смолил за одной одну,

И, кажется, медленно шел ко дну.

Как-то расстались бездарно, Он вышел за сигаретами, а я — в Мадрид,

Тогда мне хотелось спрятаться, забыть, наконец, что и где у меня болит,

Там и пересеклись в предпоследний раз, я сразу Его узнал

Он был… Ну, Он был Богом. Где были мои глаза?

Такой получился расклад — Он стоит, прячет улыбку свою в ладонь,

Говорит «Мы давно не виделись, здравствуй, мой друг». Создает огонь

И прикуривает — как будто мы снова идем слушать новый рок,

Как будто и не было ничего. Будто бы Он — не Бог.

А я молчу, как последний дурак, сигарету изжевываю, покрываюсь потом,

Что мне сказать Ему, что бы не вышло вычурно, не лебезить, проявить заботу,

«Здравствуй»-, мой голос срывается. Он хохочет, берет меня за плечо,

И через месяц уходит, прощаясь — «Увидимся мы еще».

Больше не виделись. Я не молюсь, не соблюдаю пост, не посещаю храм,

Я в Его честь курю, слушаю старый джаз, пью коньяк, хожу по Его следам,

И не тоскую совсем. Мне говорят, что сошел с ума, что совсем чудак -

Но Он мне сказал — мы встретимся. Будет так.

Пушистый Вареник.

Он меня учит жить, как умеет учить лишь зверь,

Он говорит, что средь моря звезд есть одна — твоя,

Он говорит: «Не увидишь, так просто в нее поверь»,

Он говорит: «Ты узнаешь, она — маяк».

Он уже очень стар, его хвост стал седым, как снег,

Он говорит, что приручен, а значит — жив,

Он говорит: «Ты забавный, хоть человек»,

Он говорит: «Умирание — это миф».

Он не протянет долго, но он меня приручил,

Он показал, как летать и как падать вниз...

Все. Подошел к концу пузырек чернил -

Ты возвращайся скорее, мы ждем.

Антуан и Лис.

Пушистый Вареник.

Старые вещи — едва ли не самые наждежные хранители воспоминаний и эмоций. Это все равно, что найти монету или карамель в рюкзаке. Вроде и знакомо — но словно сквозь фильтр смотришь. Так я нахожу свои старые ботинки, и в голове будто что-то щелкает. Словно это был спусковой механизм, тайный пароль — а теперь сейф открыт и в памяти проносятся картинки — будто фотографии. Слова и песни — будто старая запись на диктофон. Запахи, чувства, мысли. Целая цепь событий, целая история. Ботинки с историями больше не принадлежат моему миру. Они «оттуда».

Мои ботинки «оттуда» пахнут приправой от лапши быстрого приготовления и совсем чуть-чуть — чем-то мыльным, будто пролитыми мыльными пузырями. Лапша. Даже не верится, что когда-то я питалась подобными заменителями еды. А мы ведь так и не выяснили, чем отличается «курица» от «говядины». А пузыри из жвачки у меня всегда получались больше — тебе просто не хватало терпения.

Подошва почти не стерта. И даже носы не ободраны, что странно. Ведь я так часто пинала ими двери, когда руки были заняты книгами, красками, альбомами, блокнотами, чемоданами и прочими полезностями. Шнурки грязные настолько, что практически не гнутся. Мы много ходили, это я помню. А еще помню, что, когда я возвращалась домой после этих прогулок, то не могла ступить и шага от боли. Такую усталость никогда не замечаешь, пока вместе. Но когда ты один — то концентрируешься исключительно на себе. И все царапины сразу же начинают болеть. Ноги, уставшие от ходьбы — гудят и ноют. Ты буквально  валишься с них. И в голове пусто и тихо. Слишком много мыслей для одного. Слишком много места.

Ботинки «оттуда» не такие уж старые, хотя сейчас мне кажется, будто прошли века. Будто я в музее — и смотрю на старинные предметы гардероба. Странно и непривычно — неужели так можно было? Даже в голову не приходит, что когда-то их могли носить. Даже мысли не возникает о том, чтобы надеть их сейчас. Нет, не потому что они ветхие или пропускают воду.  Я еще смогу носить их — и они не развалятся по дороге. Но я не уверена, что я смогу ходить в обуви «оттуда». Наверняка, они еще помнят «ту» меня, «те» дороги, по которым мы ходили. А я не хочу возвращаться туда. Я уже «здешняя» хоть по-прежнему не люблю клубничную карамель, а они все равно будут «оттуда», сколько бы времени не прошло. 

_______________________________________________________________________________

Ты снова садишься рядом со мной, прямо на песок, в новых джинсах. И говоришь: " А я конфеты в кармане нашел. Есть мятная и клубничная. Но клубничную я тебе ни за что не отдам." И смеешься.

Выводом из этой ситуации для меня стало то, что оказывается не все умеют решать проблемы по-человечески. Иногда в ход идут первобытные законы, и чтобы выиграть — нужно рычать громче и смотреть злее, чем противник, а вовсе не ловко обращаться со словами. Как жаль, что я не умею драться по-настоящему.